Копипаста:Плазмозавр

Был полярный день, и почти все время нашего пути стояла прекрасная погода. Термометр показывал всего -30°С, ветра не было — для Антарктиды это редкость. Мы прошли маршрут за три недели, не потеряв ни минуты на ремонт машины. Вообшем, все шло слишком хорошо. Первая неприятность произошла, когда мы разбили основной лагерь в точке, соответствовавшей, по всем нашим замерам, Южному магнитному полюсу, Все были вымотаны, поэтому легли спать пораньше, но заснуть не могли. Чувствуя неясное беспокойство, я встал, вышел из палатки и мeтpax в трехстах от нашего вездехода увидел какой-то светящийся шар! Он подпрыгивал, будто футбольный мяч, только размеры его были раз в сто больше. Я закричал, и все выбежали наружу. Шар перестал подпрыгивать и медленно покатился к нам, на ходу меняя форму и превращаясь в какое-то подобие колбасы. Менялся и цвет — становился темнее, а в передней части «колбасы» начала появляться страшная морда без глаз, но с отверстием, похожим на пасть. Снег под «колбасой» шипел, будто она была раскаленной. Пасть шевелилась, и мне, ей-богу, казалось, что «колбаса» что-то говорит, Фотограф экспедиции Саша Городецкий пошел вперед со своей камерой, хотя старший группы Андрей Скобелев кричал, чтобы он не смел подходить к «колбасе», а ещё лучше, чтобы вообще стоял на месте! Но Саша продолжал идти, щелкая затвором. А эта штука... Она мгновенно опять изменила форму — вытянулась узкой лентой, и вокруг Саши возник светящийся нимб, будто вокруг головы святого. Помню, как он закричал и уронил аппарат... В этот момент раздались два выстрела — стрелял Скобелев и стоявший справа от меня наш врач Рома Кустов... Мне показалось, что стреляли не разрывными пулями, а бомбами — такой был звук. Светящаяся лента вспухла, во все стороны брызнули искры и какие—то короткие молнии, и Саша оказался охваченным как бы опием святого Эльма... Я бросился к Саше. Он лежал ничком и... был мертв! Затылок, ладони и, как потом оказалось, вся спина словно обуглились, полярный спецкостюм превратился в лохмотья. Мы попытались связаться по радио с нашей станцией Мирный, но из этого ничего не вышло, в эфире творились нечто невообразимое — сплошной свист и рычание. Никогда мне не приходилось встречать такую дикую магнитную бурю! Она продолжалась все трое суток, которые мы провели на полюсе. Фотокамера оказалась расплавленной, будто от прямого попадания молнии. Снег и лёд — там, где проползла лента, — испарились, образовав колею глубиной в полметра и шириной метра два. Мы похоронили Сашу на полюсе. Через двое суток погибли Кустов и Борисов, затем — Андрей Скобелев. Все повторилось... Мы работали снаружи, настроение было подавленным, снежный холм на Сашиной могиле так и стоял перед глазами. Сначала появился один шар — прямо на Сашином холме, а минуту спустя — ещё два. На этот раз мы всё видели: шары возникли, будто сгустившись из воздуха, на высоте примерно сотни метров, и только тогда медленно опустились, повисели над землей и начали двигаться по каким-то сложным траекториям, приближаясь к нам. Андрей Скобелев снимал, а я замерял электромагнитные и спектральные характеристики — приборы заранее установили метрах в ста от машины. Кустов и Борисов стояли рядом с карабинами наизготовку. Они начали стрелять, едва только им показалось, что шары вытягиваются, превращаясь в «колбасу». Когда мы пришли в себя от шока, шаров уже не было, в воздухе стоял запах озона — будто после сильной грозы. А Кустов с Борисовым лежали на снегу. Мы сразу бросились к ним, думали, еще можно чем—то помочь. Потом обратили внимание на Скобелева, он стоял, прижав ладони к глазам, фотокамера лежала на льду метрах в пяти, он был жив, но ничего не помнил и ничего не видел. Он... это и сейчас страшно вспоминать... младенец. Ходил, извините, под себя. Не хотел жевать — только пил, расплескивая жидкость вокруг. Наверное, его нужно было кормить из соски, но, сами понимаете, сосок у нас не было, Кустова и Борисова мы даже не смогли похоронить — сил не было. Хотелось одного — смыться поскорее. А Скобелев все время хныкал и пускал слюни... На обратном пути он умер. В Мирном медики определили у него сердечную недостаточность и следы обморожения, но не очень сильного — во всяком случае не смертельного. В конце концов мы решились рассказать правду — слишком давило то, что произошло, К моему удивлению, нам поверили. Но ведь не было никаких убедительных доказательств. Отравлять новую экспедицию к полюсу не было никакой возможности — не позволяли ни программа исследований, ни отсутствие нужного оборудования. Насколько я понял, то же, что и с нами, произошло в 1962 году с американцами, Теперь вы понимаете, почему больше никто туда не стремится? Когда—нибудь, может, туда пойдут опять. Но не думаю, что это произойдет скоро, — слишком надежная требуется защита. Такая затея стоит миллионы долларов. Даже американцы вряд ли настолько богаты — они ведь сейчас, как известно, сворачивают свои антарктические станции. Основной интерес сегодня — так называемая озоновая дыра. Если бы не необходимость постоянного контроля за ней, вряд ли там вообще были бы сейчас люди.